11

Викур Картирович

Три класса собрались в актовом зале. Финелла Арифековна, как ни странно, опаздывала на целых две минуты, поэтому у большинства зародилось подозрение, что она уже вообще не придёт, и они предвкушали поход домой ещё минуту спустя. Но едва несколько человек собрались высказать свои подозрения, как дверь отворилась и вошла целая делегация в составе самой Финеллы Арифековны, которая должна была вести урок, второго преподавателя, Викура Викуровича, а также незнакомого пожилого мужчины.
— Мы с Викуром Викуровичем уезжаем на конференцию, — сообщила она, поздоровавшись. — Занятия будет заменять Викур Картирович, это отец Викура Викуровича, — она посмотрела на пожилого мужчину. — Викур Картирович заменит сегодняшнюю лекцию и завтрашнюю практику у группы Викура Викуровича. Практика у моей группы переносится на следующую неделю.
Они быстро попрощались и вышли, так что дети, поднявшись с кресел, попрощались только с их исчезающими за дверью спинами. Викур Картирович прошёлся по залу.
Те, кто занимался в группе Викура Викуровича, тотчас же отметили, насколько они похожи, и не только внешне. Жесты, манера говорить — всё оказалось точно таким же, точно перед ними стоял Викур Викурович лет этак на двадцать пять-тридцать старше.
Викур Картирович закончил объяснять начатую Финеллой Арифековной на прошлом занятии тему о том, зачем нужно знать силу и свойства своего куба, и достал странный небольшой прибор, напоминающий камертон, только он не раздваивался и на вид создавалось впечатление, что он сделан из нескольких плохо перемешанных металлов.
— Это энерготон, — сообщил Викур Картирович, показывая ученикам прибор. — С его помощью можно определить примерную силу своего куба. Он взаимодействует с вашим энергетическим полем и издаёт звук, — Викур Картирович придавил пальцем дно энерготона, но не отпустил. — Чем он выше, тем поле, соответственно, куб, сильнее.
Викур Картирович отпустил палец, и из энерготона ему на ладонь выпал длинный тонкий стержень. В ту же минуту по залу разлился негромкий, но очень высокий и чистый звук, похожий на звук флейты. Викур Картирович поставил энерготон на стол и отошёл — тот замолчал.
— Действует, попадая в поле куба, — пояснил он. — Поэтому в руки брать не обязательно, достаточно просто близко подойти.
Он снова шагнул к столу — и энерготон опять запел.
— Совсем недавно мы очень широко его использовали, пока не изобрели аппарат УлЭИ. Он, конечно, предоставляет гораздо больше возможностей, — Викур Картирович посмотрел на энерготон и улыбнулся: — Зато этот можно носить в кармане. Но от него вот уже семь лет, как отказались как от морально устаревшего.
Викур Картирович замолчал и оглядел детей.
— Тем не менее... Кто хочет попробовать?
В воздух тут же взметнулась рука Фелины. Она подошла к столу, и энерготон тут же взял ноту едва заметно ниже по тону, чем нота преподавателя.
— Сильный куб, — сказал Викур Картирович. — Корундовый?
Фелина кивнула.
Стали выходить другие ученики, и куб каждого из них Викур Картирович определял безошибочно. Видимо, у него был вдобавок музыкальный слух. Тиру терзали сомнения: она могла сейчас проверить, действительно ли у неё сильный куб, как она всегда была уверена, или врачи и учителя правы? Низкую или высокую ноту издаст энерготон?
Прозвенел звонок. Загремели откидывающиеся сидения кресел, ребята покидали актовый зал, но энерготон всё ещё лежал на столе. Викур Картирович разговаривал со старостой «В»-класса. Тира медленно приблизилась к энерготону, сжимая руками ранец, в котором позвякивали о банку шариковые ручки, ножницы и ключи. И, когда до стола осталось сантиметров двадцать, не сводившая глаз с прибора девочка услыхала, как тот издал несколько странный, скрежещущий звук.
Тира невольно отпрянула. Звук исчез. И всё же... ей показалось, что он был достаточно высок. Викур Картирович отреагировал моментально. Он резко развернулся и после секундной паузы спросил:
— Ты из чьей группы?
— Я?
— Какой у тебя куб?
Некоторые из детей тоже обратили внимание на звук и теперь с интересом следили за происходящим. Волнуясь, Тира опустила ранец на отодвинутый от стола учительский стул.
— Подойди-ка ещё раз, — попросил Викур Картирович, заметив растерянность ребёнка, — я что-то не понял...
Тира снова приблизилась к столу, и едва оказавшись в поле её куба, энерготон взял очень высокую, пронзительную, несмотря на негромкий звук, чистую ноту. Лицо Викура Картировича выразило очень странную смесь эмоций: удивление, восторг, непонимание и облегчение. Он не сразу заговорил.
— А, рядом с тобой, наверно, кто-то проходил...— сказал, наконец, он.
— Когда? — ничего не поняв, спросила Тира.
— Первый раз, когда заскрежетало... Это были помехи.
Девочка пожала плечами: может, и проходил... ей не до того было.
— Такое бывает, когда энерготон попадает в поле действия нескольких кубов: неадекватные звуки. Хотя скрежета я ещё не слышал. Иногда он потрескивает, если куб составной... — Викур Картирович, скорее всего, объснял всё это сам себе, хотя и обращался к Тире. И это понятно: он находился в замешательстве, ведь...
— А почему такой высокий тон? У алмазного он ниже. Гораздо ниже... Я вообще не знал, что он может так пищать... Какой у тебя куб? Из чего?
— Из воздуха, — затаив дыхание, ответила Тира.
— Плотный воздух? — ясно, что Викур Картирович об этом уже слышал. Наверно, от сына. — Ты Пелко Тира?
— Да.
Викур Картирович очень внимательно на неё посмотрел, и девочка перестала даже дышать, а потом коротко произнёс, как само собой разумеющееся:
— Завтра приходишь на занятие с группой Викура Викуровича.
Как заворожённая, Тира едва заметно кивнула головой, наощупь дотянулась до ранца и вышла из зала.
И застыла посреди коридора: её пустили на практику по кубу!!! Причём в сильную группу.

Группа из шестнадцати детей под предводительством Викура Картировича вошла в аудиторию напротив актового зала. Из одного класса с Тирой здесь было четыре человека, остальных она не знала. Дети расселись по одному за парту, на счастье, они были расставлены компактно и несмотря на небольшие размеры класса, мест хватило на всех. Делалось это для того, чтобы в случае — хотя такое бывает очень редко, — если ученик вдруг непроизвольно активизирует свой куб, которым ещё не может управлять, не помешал соседу.
Тира заняла единственную оставшуюся свободной в двух рядах восьмую парту у окна. В ряду напротив сидел мальчик немного неопрятново вида с подбитой губой. Тира решила, что он, наверно, из «В»-класса и совсем недавно с кем-то подрался. У неё было ощущение, что все, или, по крайней мере, большинство тех, кто там учится, не просто слабые ученики, но, в добавок, задиры и лентяи.
Девочка за первой партой у двери, яркая и очень хорошенькая, точно кукла, живо говорила что-то сидящей за ней Фелине, круто развернувшись на стуле. Толстые косички, в которые были заплетены её пышные в мелких волнах волосы, с огромными бантами, торчали с стороны.
Сатиа

За первой партой в Тирином ряду сидела Васта. Через парту за ней находился сосед Альмы, а прямо перед Тирой сидел Ирлин — друг Левика, такой же любитель значков и наклеек, с которым Тиру посадили ещё в первом классе, и теперь она понимала, почему.
Прозвенел звонок на урок. Викур Картирович закрыл дверь класса и остановился у доски, глядя на учеников.
— Итак, вы продолжаете осваивать состояние транса, — произнёс он. — Садитесь удобно, расслабляйтесь. Что делать, вы знаете; я введу в курс дела Тиру.
Зашумели отодвигаемые стулья, каждый устраивался так, как ему нравилось. Викур Картирович неспеша, оглядывая учеников, прошёл в конец класса и остановился около Тиры.
— Тебе для начала нужно научиться расслабляться, — сказал он вполголоса, чтобы не мешать остальным. — Сядь удобно и закрой глаза. С первого раза не получится, но ты не расстраивайся, потренируешься дома.
Тира откинулась на спинку стула, но тут Викур Картирович остановил её:
— Повернись ко мне лицом.
Стараясь не шуметь, Тира встала, поставила стул боком к парте и снова опустилась на него. Викур Картирович согласно кивнул. Девочка откинулась на спинку и закрыла глаза.
— Представь, что твои руки и ноги тяжелеют, — негромко начал преподаватель. Инструктируя Тиру, Викур Картирович продолжал поглядывать на ребят, следя, чтобы всё шло, как надо.
Нельзя сказать, чтобы испытываемые ощущения Тире нравились. Повинуясь словам преподавателя, она старалась вызвать у себя ощущение приятной тяжести и расслабиться, но вместо этого ей казалось, что она придавлена тяжеленными плитами, из-под которых очень хотелось высвободиться. Она не было уверена, что то, что она переживает, поможет ей расслабиться.
Минут пятнадцать спустя он, шепнув Тире, чтобы она продолжала сама, и не пугалась, отошёл к учительскому столу, достал две металлические палочки и проведя одной по другой, извлёк преотвратительнейший звук, услышав который, большая половина детей подскочила на сиденьях и открыла глаза. Преподаватель внимательно оглядел проснувшихся, запоминая, потом тех, кто не шелохнулся, положил палочки и подождав, пока все примут прежние положения и закроют глаза, вернулся к Тире.
Она тоже удивлённо и испуганно смотрела на него. Девочке хотелось спросить, для чего это было нужно, но она не решалась нарушить тишину, в которую класс снова погрузился буквально спустя несколько мгновений. Всё же Викур Картирович, видимо, прочитал этот вопрос на её лице, потому что он наклонился к ней и шепнул:
— Так надо. Потом поймёшь, чуть позже.
Тира снова откинулась на стул, но глаза не закрыла.
— Закрывай глаза и расслабляйся. И следующий раз постарайся не пугаться, чтобы не отвлекаться, а я тебя предупрежу.
Тира продолжала на него смотреть. И, наконец, решилась сказать о том, что её беспокоило:
— Викур Картирович, — прошептала она одними губами, и преподаватель наклонился ближе к ней, — а это обязательно — ощущать тяжесть? Это так неприятно...
— А что бы ты хотела ощущать? — спросил он.
— Лёгкость.
— Хорошо, — согласился Викур Картирович.
Это было гораздо приятнее. Ощущение невесомости — ты можешь плыть по воздуху куда захочешь. Она перестала ощущать руки, ноги, всё тело. Она стала бестелесной, ей даже не нужны были указания преподавателя.
Так Тира летела в небе — и вдруг послышался далёкий-далёкий звук, и в ту же секунду ото всюду ей в глаза хлынули потоки золотого света, и она закружилась в них. Девочка не чувствовала, как разбудивший учеников после второго скрежета палочками друг о друга учитель подошёл к ней и, подняв её руку за запястье, уронил обратно на колени, и та безвольно упала.
Викур Картирович прикоснулся к плечу Тиры и настойчиво позвал.
Она открыла глаза.
— Всё? — спросила девочка.
— Да, — Викур Картирович был несколько удивлён. — Должен сказать, твои дела обстоят гораздо лучше, чем я ожидал: ты смогла послностью раслабиться уже на первом занятии.
— Викур Картирович, — произнесла Тира, — а что это был за золотой свет, когда я услышала какой-то далёкий звук?
— Далёкий звук? — переспросил Викур Картирович. — Когда?
— Сейчас. Перед тем, как вы меня разбудили.
Викур Картирович пожал плечами,а потом вдруг спросил:
— А ты скрежет слышала?
Девочка покачала головой.
Начавшее, было, проходить удивление учителя, вернулось и даже усилилось.
— Ты вошла в состояние транса...
Теперь — Тира понимала — её с практики по кубу никто не посмеет выгнать.

Начало следующей недели несло с собой результаты за работы по рисованью. Пальмира Окетовна раздала рисунки; под картинкой Тиры красовала аккуратная «пятёрка». Видимо, учительница решила, что отсутствие «сумерек» — просто дело случая: дело в том, что подобную провокационную картинку они рисовали впервые.
И всё же вполне ожидаемый вопрос прозвучал. Вернувшись к учительскому столу, Пальмира Окетовна посмотрела на Тиру и произнесла, впрочем, вполне спокойно:
— Ты не рисовала «сумерки» специально?
— У меня сломался чёрный карандаш, — выдала Тира готовый ответ.
— Ты могла у кого-нибудь попросить, — заметила учительница.
— Я собиралась, но был конец урока, и я не успела.
То ли Пальмира Окетовна оказалась менее подозрительной, чем Карима Икатовна, но объяснение её вполне удовлетворило.
И вскоре в доме не осталось ни одного целого чёрного карандаша. Одноклассники тоже быстро перестали ей их одалживать: экзекуции не переживал ни один. Дважды Тира умудрилась сломать даже древко. Внешне всё выглядело идеально: девочка очень сильно стремилась нарисовать «сумерки». Школьный психолог откопала какой-то экзотический диагноз: «повышенная любовь к «сумеркам» и срочно начала её лечить: теперь Тире официально запрещалось их изображать. Кроме того, раз в неделю она ходила на занятие, где вдвоём с психологом «училась» находить прекрасное во всей остальной окружающей природе.
Увенчивало идиллию то, что Викуру Викуровичу, таки правда пришлось взять её в группу.
Когда он и Финелла Арифековна приехали с конференции и появились прямо в конце второй заменяемой Викуром Картировичем лекции в актовом зале, Финелла Арифековна «обрадовала» свою группу, что завтра у них будут два занятия подряд, а Тира слышала, как Викур Картирович, рассказывая сыну о том, что практика в его группе прошла нормально, упомянул:
— Да, кстати, Викур, у тебя учеников прибавилось. Вот эта девочка, Тира.
В ответ Викур Викурович широко раскрыл глаза в ужасе и на несколько мгновений онемел.
— Зачем ты её взял? — выговорил, наконец, он.
— Между прочим, она прекрасно справилась, — добавил Викур Картирович восхищённо. — Представь себе, вошла в транс на первом же занятии!
— Как это — вошла в транс? — захлопал глазами сбитый с толку учитель. Он даже на время позабыл о том, что Тире было запрещено посещать занятия. — Она не могла сразу войти в транс! Это не под силу людям даже с очень сильной энергетикой, для этого надо тренироваться...
— Это действительно было, Викур, ошибиться я не мог, — уверенно сказал Викур Картирович. — Надеюсь, ты доверяешь моему опыту?
— К-конечно... я доверяю твоему опыту, — память и здравомыслие начали к нему возвращаться, и теперь мужчина не знал, какой вопрос задать первым. — Но почему вообще ты взял её на занятие! — вырвалось у него. В следующую секунду Викур Викурович взял себя в руки и заговорил спокойнее:
— Я же говорил тебе, что у неё слабый куб, что ей нельзя его активизировать. Что мне теперь с ней делать?
— У неё не слабый куб, — возразил Викур Картирович. — У неё куб посильнее моего будет.
— У тебя алмазный, — машинально вставил сын.
— Я знаю. И с чего вы вообще решили, что это слабый куб? Если этой средовой твёрдости нет в градации, это не значит, что её нужно рассматривать как самую слабую. Я проверял её энерготоном, — он заметил неодобрительное выражение на лице сына, — да, да, тем, которым давно не пользуются. Так вот, этот «морально устаревший прибор» выдал такую высоккую ноту, которой я ещё в жизни не слыхал. Почему-то в ваших УлЭИ этого не предусмотрено.
— В УлЭИ предусмотрено многое другое, которое с успехом заменяет звуковые эффекты, — ответил Викур Викурович.
— Выходит, не с таким уж большим успехом, раз врачи прохлопали такую важную деталь. Ну да ладно, не веришь мне — ты сам учился на этом приборе, позови её, она не ушла — Викур Картирович кивнул на не сводящую с них глаз Тиру, — и сделай всё сам.
Викур Картирович протянул сыну прибор, который всегда носил с собой. Тот взял энерготон, нерешительно покрутил в руках; желание убедиться во всём самому победило, и он крикнул Тиру.
Девочка поставила ранец на одно из кресел и приблизилась к спорящим. Викур Картирович отошёл на пару шагов, чтобы своим кубом не мешать. Викур Викурович нажатием на дно энерготона выщелкнул стержень — энерготон тут же запел — и протянул его Тире.
— Возьми подержи.
Когда энерготон оказался в поле двух кубов одновременно, звук стал менее ровным, задрожал, но Викур Викурович быстро отошёл, и окружающие услышали пронзительно высокую чистую ноту. Энерготон пел примерно с минуту, пока Викур Викурович забрал его у Тиры и вставил обратно стержень.
— Ладно, — произнёс он, отдавая энерготон отцу, — можешь приходить на занятия. Но, думаю, нам надо поставить вопрос о твоём кубе на совете и исследовать его ещё раз на УлЭИ.
Дома Тира огорошила этой новостью Ириту.
— Мама, а у меня на самом деле сильный куб, — заявила Тира матери, едва та вошла. Ирита так и застыла на пороге обутая, в полурасстёгнутом пальто. Дрожащей рукой стащила с головы шапку. И, наконец, произнесла:
— Кто тебе это сказал?
— Меня учитель проверил энерготоном, — ответила Тира. — Знаешь, как он запищал? Пи-и-и-и! — Тира буквально завизжала, имитируя прибор.
— Энерготоном? — повторила Ирита, спотыкаясь, пытаясь вылезти из сапога. — Их же уже давно не используют.
— А у него был. Такая толстая палочка, а внутри тонкая палочка... Он нам его показывал, а потом все, кто хотел, подходили и пробовали, а потом я тоже подошла, и он сказал, чтобы я приходила на занятия по кубу... И я сразу вошла в транс, и он очень удивился.
Ирита в одном сапоге и полурасстёгнутом пальто опустилась на стул в прихожей.
— Он сказал, что у тебя сильный куб? — переспросила женщина. — Это точно?
Она чувствовала слабость и нервную дрожь. С самого рождения девочки Ирита жила в страхе её потерять. То, что дочь до сих пор жива и здорова, представлялось невероятным везением, счастьем, которое может в любой момент оборваться. Никто не верил, что Тира долго проживёт. Она и хотела, и боялась поверить, что сказанное дочерью — правда.
Ирита тяжело поднялась с табурета, сняла с ноги второй сапог, расстегнула до конца, сняла и повесила в шкаф пальто. Убрала в шкаф шапку, повернулась к зеркалу и долго смотрела в него, а потом направилась в ванную. Только тут силы её оставили, она включила воду и разрыдалась, опершись одной рукой о раковину.
Через полчаса пришёл Дор. Тира слышала в другой комнате, как родители разговаривают приглушёнными голосами. Безусловно, мама рассказывала всё папе. И Тиру мучило подозрение, что они оба плакали, хотя и пытались это от неё скрыть.
Тира достала из ящика стола конверт. Два дня назад от Миррета пришло письмо. Девочка вынула из портфеля другой конверт, чистый, который купила по дороге из школы, взяла в руки ручку и стала переписывать адрес. Обязательно надо рассказать ему про куб.